СТАТЬИ О НАС

Николай Кононов
В каждой современной семье есть свои истории об удивительной незабываемой одежде, когда прекрасные молодые фигуры облачались в чистые «целебные» ткани, когда шелка скользили без электризации по чистой молодой коже, когда вороты, вырезы и воротники не прикрывали телесное тепло, когда… Множество особенностей прекрасного хранит каждый человек, начни только его расспрашивать. Так же в каждом доме, квартире, комнате есть вещи, которые рука не понимается выбросить. Это не мотивировано их первоначальной ценой, но связано с историей приобретения, точнее, с той удивительной «плотностью», с которой вещи примыкали не к телу, а к времени, когда тело было прекрасным. Думается, именно с этими неуловимыми качествами, содержащими в себе целый веер различных проекций, и связана эстетическая основа одежды Ильи Челышева.
Художнику, который не конструирует платья, а каким-то непостижимым образом коллажирует их по законам «нелетературного» воспоминания, удается приобщить к миру одежды атрибуты особенного прошлого, которое, даже пройдя, нас не оставляет. В нашем быту, который, как бы мы не старались следить за ним, хаотичен по своей изначальной природе, всегда находятся вещи, с которыми невозможно расстаться ни при каких условиях. Обычно они каким-то непостижимым образом говорят нам, что они-то происходят не из поденного хаоса, (где нет «верха и низа», и вообще никаких выраженных структур), с которым надо наконец-то разобраться, а из неприкосновенного мира бытия, где порядок и мера обеспечены нашим искреннем чувством, состраданием, памятью, радостью и любовью.
Это может быть вызвано тем, что вещи зачастую несут на себе скрупулезные черты усилий дорогих нам людей. У каждого по-настоящему живого человека найдется дома предмет со следами штопки, подгонки по фигуре, может, и с перелицовкой, оторочкой старым кружевом, с чем-то еще… Наверняка можно припомнить (до тактильного ощущения) незабываемые свойства этих вещей, которые были созданы именно для нас, невзирая на стандарт фигуры, выраженный чередой сухих цифр. Именно поэтому с ними невозможно расстаться, так как и мы сами в какой-то степени сделались ими.
Илье Челышеву удается таким вот образом «дестандартизировать» одежду, которую он создает. Детали, употребляемые им, и элементы отделки будто бы заставляют вспомнить самое лучшее время: когда все только начиналось, но не в смысле молодости, а в смысле любви тех, кто видел нас в этих облачениях, кто беззаветно радовался нам, не требуя от нас саморастраты, кто дарил нам свое бескорыстие и благорасположение. Что это такое? Что это за незабвенный мир? Это дом, в котором любят, соболезнуют и не тиранят. Там есть коробки с замершими цветными лоскутами, и в платье, только что повешенном на плечики, проступают такие глубокие уют и гармония, что дева, завтра одевшая его, ничего кроме счастья переживать не будет. Это великая иллюзия, но без нее невозможно человеческая жизнь.
Конечно, дело вовсе не в том, как художник сочетает трикотаж, бахрому и кружево, а в том, какая цветовая гамма заставляет вибрировать эти аксессуары, делает их эстетической формой, воспоминанием о лучшем и незабвенном, что есть в жизни каждого.
При этом надо отметить, что ни в крое, ни в колорите одежды Ильи Челышева нельзя расслышать мотивов стилистической ностальгии по великим стилям минувшего. Он не вступает в дискуссии со знаменитыми силуэтами, не критикует и не подыгрывает. Он словно лепит одно из другого, создавая одежду по принципу единства цвета и формы, когда крой порождает аксессуары, а цвет вызывает интимную вибрацию памяти, в ритме топорщащейся или струящейся ткани.
Дело заключается в том, что художнику удалось создать особенное собственное эстетическое высказывание, - в одинаковой мере не обращенное в рафинированное прошедшее, где каталогизированы стили и приемы, так и не связанное с чехардой сегодняшней поры, - потому что главные приметы его стиля обладают сугубой погруженностью в личностную территорию человека, выбравшего эту одежду.
Редко какому художнику удавалось вместить в собственный стиль жесткие черты городской жизни не как едкую декорацию или дурковатую шутку, а как искреннюю доминанту, выраженную трепетом и ностальгией глубоко внутреннего рода. Во всяком случае, нас, смотрящих на одежду Ильи Челышева, не оставляет ощущение, что она порождена не дизайнером, выдумавшем крой и цветовую гамму, а тем прекрасным существом, кто облекся в это самое платье, ставшее сутью личности, которая может просиять в собственном внутреннем свете.

Чем стремительнее ход времени, тем сильнее соблазн, остановив его, погрузиться в мягкое обволакивающее и воздушное безвременье, приобщиться к умиротворенности прошлых эпох и беззаботности детства, и благодаря тактильным ощущениям, вызываемым соприкосновениями с тканью, воскресить из глубин памяти образы прошлого. Окружающая новизна сподвигает к тому, чтобы переместить личное пространство в кокон, сотканный из воспоминаний, населенный любимыми и уютно знакомыми предметами личной истории. Ткани переносят нас возможно в собственное, а может быть, и очень далекое прошлое - шифон ломкий и прозрачный как крылья стрекозы, бархатистая замша, мягкая, словно бабочка-махаон, и с высоты полета вспять бронзовый атлас видится спинкой майского жука, блестящей в солнечных лучах. Словно дымка воспоминаний сгладила яркость цветов, не давая
нарушить плавность путешествия
минувшее.